Обращайтесь ко мне на "ты"
Ура-ура, я дописал это *_____* И выкладываю, потому что некая Лис просила продолжение.
Когда Сова проверит, выложу окончание.
Название: Те, кто живут на деревьях
Автор: Семчий
Бета: пресветлая Морриган
Рейтинг: PG-13-R
Жанр: фемслеш, фентези
Саммари: Одна девушка из расы кельнов как-то раз лежала на дереве и скучала. Мироздание это не слишком устроило, и оно подкинуло человеческую девчонку, о которой захотелось, а потом и пришлось позаботиться.
Предупреждение: в процессе бетенья
От автора: альтернативная вселенная. Что-то подобное хотелось сделать давно — и написать о вытаскивании человека из привычного мира непонятно куда (для него), и описать альтернативную рассу.
первая часть
читатьМоя печь в тёплое время года служила мне столом. Я поставила на неё миски с мясом и овощами и зашла в ванную.
Мэри, услышав меня, встрепенулась и повернула голову к выходу. И я увидела, что она до этого плакала, - возможно, не сильно, но всё же. Говорят, что в каждой женщине живёт материнский инстинкт; я считаю это неверным, и уж точно знаю, что у меня подобного нет. Но Мэри затронула что-то в моей душе. Я присела рядом с ней на край ванны и коснулась её волос, желая успокоить. Она, то ли поняв жест, то ли по собственному желанию, уткнулась в мой ооен и расплакалась.
Кельны могут плакать долго, очень долго. Люди плачут гораздо меньше, а Мэри плакала совсем немного.
Я сбросила свою одежду и забралась в воду к девочке. Она напряглась, но почти сразу позволила коснуться себя и расплести волосы. По краю ванны у меня, конечно же, стояли шампуни, были там ковшики и мочалки.
— Закрой глаза, — попросила я на человеческом Мэри.
Она подчинилась. Я полила её голову водой, потом как можно нежнее втёрла в волосы шампунь и смыла. Волосы Мэри были ниже пояса, как принято у человеческих девушек. Я намазала их бальзамом и заколола, чтобы они не падали в воду, и начала втирать нежный шампунь в её тело.читать дальше
Мы три раза набирали воду в ванну. Я хотела её отмыть как можно чище, она была не против, и, как мне кажется, получала от этого удовольствие.
Потом я помогла ей одеть нижний ооен, усадила на печь и дала тёплое мясо и помидоры с огурцами (моя печь вообще удобная штука — в тёплое время года она и стол, и скамья, в холодное же — подобна дракону).
— Тебе нужна соль или перец? — спросила я девушку, помня, что люди нуждаются в приправах.
Мэри покачала головой и зевнула.
Я расстелила постель, и когда девушка доела, уложила её спать. У нас есть тёплые одеяла, но в основном мы спим на простыне и ею же укрываемся. А ещё не используем подушек. Глядя на девушку, которая честно пыталась уснуть, я поедала мясо и думала, что нужно попросить подушку.
Доев, я легла рядом с ней и обняла. Девушка, к моему удовольствию, не сопротивлялась. В отличие от Мэри, я уснула быстро, и потому не знаю, сколько она ещё не спала.
Проснулась я раньше девочки. Она спала, трогательно свернувшись калачиком, напоминая маленького кельна или напуганного миром человека.
Я, задумчиво глядя на Мэри, съела холодное мясо, зажевала его огурцом, оделась и вышла на порог.
Умиплюю перед моим домом была метр на метр, и дорожки до основной дороги не было. Я сделала так ради моего же удобства, но девчонка явно не могла прыгать по веткам вниз, а значит, нужно переделать, чтобы прыгать не приходилось. Я коснулась одного дерева, другого, почувствовала ветви и попросила немного порасти, каждое мгновение направляя их туда, куда мне надо. Возможно, кельн, занимающийся строительством, сделал бы это быстрее, но это был мой дом, а доверить свой дом другому кельну не принято (конечно, если обратившийся являлся человеком или криворуким кельном, никто не посмотрит косо). В обнимку с деревьями и ветками я провела часа три, а может, и больше, и к концу была очень вымотана. Но наградой мне было то, что ветки уже начали расти, образовывая очертание будущей дорожки. Дня через два по ней можно будет ходить.
Вернувшись в дом, я застала Мэри спящей, но уже в другой позе. Она лежала на спине, по диагонали, широко раскинув руки. Её рот был маняще приоткрыт.
Время, требуемое для сна, у человека и кельна различно, и последние очень зависимы от времени года. Так, зимой мы можем спать до двенадцати-четырнадцати часов, в то время как летом нам требуется всего четыре-пять. Порывшись в памяти, я вспомнила, что люди спят от шести до восьми-десяти часов, а прикинув, во сколько мы вчера легли спать, я высчитала, что прошло уже семь или восемь. То есть, по моему мнению, Мэри можно было будить.
Присев на край кровати, я взяла девочку за плечи и легонько потрясла. Она медленно открыла глаза, напомнив мне зимнего кельна, и удивлённо посмотрела на меня. Сев, она огляделась и зевнула, прикрыв рот рукой.
— Доброе утро, — сказала я ей на человеческом, радостно улыбаясь (труд всегда меня бодрил).
— Доброе, — она обхватила себя за плечи и робко посмотрела на меня.
— Будешь завтракать?
Помолчав, она кивнула. А потом робко спросила:
— Можно сходить в туалет?
Я кивнула и вышла из дома, полюбоваться будущей дорожкой. Она меня ужасно радовала, хотя только-только начала появляться.
Пока Мэри ходила в туалет и одевалась (одеться она предпочла в ванной комнате), я при помощи магии разогрела оставшееся мясо и задумалась. Было несколько программ, по которым людей можно было адаптировать к клану. Разные кланы использовали различные методы, но и внутри кланов были варианты. Для начала, - решила я, - её надо познакомить с окружающим миром. На тот момент жизни я суммарно провела у людей что-то около пятнадцати лет, и представляла, что ей может быть странно и непонятно. К тому же, я не знала, что именно Марк рассказал о нас. Но, безусловно, вначале нужно было озаботиться обувью и одеждой.
Вернувшись из ванной, Мэри уселась на печку и получила миску. Пока она ела, я молчала, но стоило ей отставить посуду, как принялась за расспросы.
— Позволь тебя спросить?
— Конечно.
— Ты предпочитаешь ооен или человеческую одежду?
Девушка несколько смутилась.
— Мне… безразлично.
— А если выбирать сейчас, что лучше?
— Оеон… наверное.
Я решила её не поправлять, по крайней мере, пока.
— Хорошо. Это легче. Если нужно будет человеческое платье, его можно заказать. Дальше. Ты умеешь читать и писать?
— Немного. Нас обучали в школе.
Я достала тетрадь, карандаш и попросила написать что-нибудь.
— Что именно?
На секунду задумавшись, я продиктовала:
— «Сегодня листья невероятно красивы. Особенно те, что только распустились. Впрочем, весной всегда так».
Диктовать пришлось медленно. В какой-то момент я думала, что не выдержу, но всё же.
Мэри, к моей радости, ошибок не сделала, кроме неверно поставленного знака. Но вот её почерк внушил мне некоторые опасения.
— Хорошо. Я буду учить тебя нашему языку.
— А это обязательно? — видимо, осмелев, спросила она.
— Конечно. Не все кельны говорят на человеческом. Так, ещё что-то… Что тебе рассказывал Марк?
Мэри на какое-то время задумалась.
— Ну… разве только то, что вы не едите людей и что дороги не страшные…
Я рассмеялась.
— Понятно. А ты боялась наших дорог?
— Да. Не могу понять, почему они называются дорогами.
— Потому что это дороги, — я спрыгнула с печки. — Я тебя оставлю ненадолго, будь осторожной.
Девушка кивнула.
Мекька увлечённо что-то шила.
— Мек? — окликнула я девушку.
— О, привет, — она отложила недошитый сапог (как я смогла рассмотреть, зимний) и поднялась мне навстречу.
— Я к тебе не просто так. Мне нужна обувь.
— Для той человеческой девчонки? Хорошо, это несложно. Ты её сюда приведёшь или мне к тебе подойти?
— Ну, разве что понесу. У неё совсем нет обуви, и она боится ходить по нашим дорогам.
Мек фыркнула - подобное её веселило.
— Ладно. Я могу прийти хоть сейчас. Только подожди…
Кельн взяла сумку, покидала в неё несколько пар ботинок, кусок кожи, мел, линейку и что-то ещё.
Наша нога отличается от человеческой. У кельнов более узкая и длинная стопа. При ходьбе кельн немного поджимает пальцы, стопа его опирается только на носок и пятку, в то время как у людей немного по-другому. Мекька же шила ботинки и для кельнов, и для людей.
Подойдя к нашему дому, я первая вошла и жестом позвала за собой Мек, увидев, что Мэри сидит на кровати и смотрит в окно.
— Мэри, — на человеческом сказала я, — это Мекька, она шьёт обувь.
— Добрый день, — поздоровалась она, вставая.
— Привет, — Мек улыбнулась. — Присядь, пожалуйста.
Девочка растерянно посмотрела на нас.
— Мекька поздоровалась и попросила тебя присесть, — перевела я, взбираясь на печь.
Мекька осторожно взяла ногу девушки (чистую ногу, я вчера много времени потратила на это), что-то увидела и, порывшись в сумке, достала три разных ботинка.
Мэри очень сильно покраснела, и невольно сжала в руках край покрывала, когда Мек примеряла на неё ботинки. На втором кельн задумчиво посмотрела и спросила:
— Удобно?
Я перевела её вопрос.
— Удобно, — сказала Мэри.
— Походи, — попросила Мек, надевая второй ботинок.
— Походи немного, — повторила я просьбу.
Мэри встала и неловко прошла до стены, развернулась, и обратно к кровати.
— Нигде не жмёт, не велико? – Я снова повторила на человеческом.
— Нормально, — ответила Мэри со смущением в голосе.
Мекька ещё раз придирчиво ощупала ногу Мэри в ботинке и улыбнулась, поднимаясь.
— Тогда я пошла. Если будет неудобно, обращайтесь.
Мекька вышла раньше, чем я или Мэри успели что-либо сказать.
Присев на кровать, Мэри, то глядя на меня, то отводя взгляд, сказала:
— Я заплачу.
Я склонила голову, с интересом глядя на человеческую девчонку.
— Ну, за обувь… и одежду…
— А, ты об этом. Не волнуйся, ещё поймёшь. Вставай.
Спрыгнув с печки, я взяла Мэри за руку и вывела из дома.
Она немного постояла, оглядываясь. Подождав, когда она осмотрится, я показала ей на дорогу и на будущую дорожку.
— Посмотри, там находится основная дорога. А здесь через день-два будет дорожка, по которой можно будет свободно ходить.
Мэри вцепилась в мою руку так, будто я пыталась сбросить её со скалы.
— Не бойся, — я погладила её по руке, — там устойчиво. Идём.
Подхватив девушку, я спустилась на дорогу и аккуратно поставила Мэри.
— Я упаду, — немного истерично воскликнула она.
— Не упадёшь. Если что, я тебя поймаю.
Мэри отрицательно помотала головой, я лишь вздохнула. Обычно люди меньше бояться упасть, и в этом случае Мэри напоминала мне ребёнка. Подумав об этом, я решила, что её и стоит учить ходить как ребёнка.
Развернув её в направлении нашего движения, я встала перед ней спиной вперёд, взяла за обе руки и, улыбаясь, потянула за собой. Чтобы не упасть, Мэри была вынуждена сделать шаг, затем другой.
— Мекька говорила, что если ботинки будут неудобны, надо будет сразу к ней обратиться. Так что если что, говори сразу. И попробуй не смотреть под ноги, здесь очень надежно, — я старалась болтать, в то время как Мэри со страхом смотрела себе под ноги. — К твоему сведению, там не только ветки и листья, но и… хм, нет, не помню, это надо у строителей спрашивать. Подобный настил выдерживает до двухсот пятидесяти килограмм, даже немного больше. О, кстати, мы почти пришли.
— Куда? — Мэри подняла голову и осмотрелась.
— К сестре Шела, Шиими. Они погодки, Шиими старше его.
— А можно спросить? — Мэри начала, наконец, идти прямо, только медленно, и сильнее цепляясь за меня.
— Конечно.
— А советники… у них похожи имена, как вы их не путаете?
— Иногда Шелдо зовут До, иногда — Шел, который не Шел. О, это вообще интересная история. Мать и отец Шелдо пришли к нам из другого клана, вслед за братом матери, и он родился уже здесь. Мы стараемся не давать похожие имена, но с их прихода прошло не больше месяца, и они не знали, что в клане уже есть мальчик Шел, которому на тот момент было чуть больше дня. Потому получилось, что у нас росло два Шела. Они почти что братья, всё же родились вместе.
— Вместе?
— У нас младенцы, рождённые с разницей не более двух-трёх дней, считаются братьями по времени, на нашем языке — оопс.
— Опс?
— О-опс. «О» тянется. В нашем языке много гласных тянется, постарайся это запомнить.
— Почему у нашедших меня язык был другим? — в голосе Мэри послышалось раздражение.
— Языки - охотников и домашний - разные. Домашний более используемый, в нём больше слов и словосочетаний. Охотничий нужен только на границе.
— Их два?
— Да. Давным-давно появился охотничий, ибо требовался… о, мы пришли.
На умиплюю Мэри почувствовала себя свободнее, и даже отпустила одну мою руку. Видимо, дело было в том, что умиплюю Шиими было почти пять на пять метров.
Дом Шиими был большой. В её мужьях был Тэр, охотник и в свободное время увлечённый строитель. Войдя внутрь, я застала Шиими за тем, что она лежала в гостиной и смотрела вверх. Её ооен струился и выделял все прелести кельны, будто она лежала перед нами обнажённой, особенно выделяя животик.
— Мы не помешаем? — на человеческом спросила я.
— О, конечно, нет, — она села, с интересом глядя на Мэри. — Ты же тот человек, которого вчера привела группа Шела?
Мэри неуверенно кивнула.
— Подберёшь ей ооен?
— С удовольствием, — Ши вскочила так, как будто не была беременна.
— У тебя большой живот. Сколько уже?
— Месяц остался, — просияла Шиими, ведя нас в мастерскую. — Большая будет. Я чувствую, что там девочка. Мэри, встань, пожалуйста, сюда и разденься. Ифа, завяжи, пожалуйста, дверь, а то Тэр не имеет привычки стучаться.
Мэри встала на низенькую скамеечку и стянула с себя ооен, верхний и нижний. Я старательно завязала дверь. По-человечески можно было бы сказать, что я её заперла.
— Какой ооен хочешь? — Шиими вытащила несколько ящиков. — Подлиннее, покороче?
— Подлиннее, — с интересом глядя на Ши, сказала Мэри.
— С разрезами, без?
— Без.
— Рукава длинные, короткие?
— Длинные, если можно.
— Цвет?
— А… можно выбирать?
— Конечно. Посмотри. Есть зелёный, вот такой, мне кажется, он пойдёт твоим глазам. Вот бордовый. Это зимний, пурпурный. О, примерь-ка его. Конечно, ещё рано, но я тебе его сразу дам.
Шиими помогла девушке разобраться с рукавами и перехватила рабочим поясом. Ооен был на меху и с капюшоном. Он делал Мэри сказочной кельн Пишш, которая, по преданиям, в день излома зимы разносила подарки.
— Красиво, — сказала я, глядя на девушку.
— Очень! Тогда его заверну. Мэри, тебе удобно?
— Удобно, — ответила она, поворачиваясь то одним, то другим боком.
Шиими поставила перед девушкой зеркало, и Мэри порозовела, с удовольствием глядя на собственное отражение.
— Так, более летнее. Может, рыжий?
Мэри переодели в рыжий ооен с большим округлым вырезом, который приоткрывал грудь девушки. Потом голубой, с высоким воротником, и зелёный стандартного покроя.
— А коричневый есть? — глядя на себя в зеркало, спросила Мэри.
— Есть! Давай светло-коричневый, он к твоим глазам больше подойдёт.
Светло-коричневый, со шнуровкой спереди, действительно подошёл девушки.
— Так, — Ши увлечённо начала рыться в другом ящике, — давай-ка ты померяешь этот милый нижний ооен салатного цвета, он должен подойти к этому.
Мэри была очень красива для человека, с точки зрения кельна. У кельнов нос чаще всего пуговкой, у Мэри же наоборот, был вытянут, в остальном форма лица была очень похожа на форму лица кельнов. Её густые тёмные волосы были бы предметом зависти многих, а небольшая грудь соответствовала представлениям об идеальной груди древних времён (хотя сейчас больше стала цениться грудь большего размера, исключительно из-за эстетических ценностей).
— Я ещё заверну вам голубой ооен. И зелёный, очень уж он к глазам идет. И не забудьте зайти за поясами.
Весёлая Шиими спрятала рабочий пояс и принялась заворачивать ооены. Мэри попросила оставить её в коричневом, и, одевшись, встала рядом со мной.
— Кстати, — вспомнила Ши, — ты предпочитаешь трусы или панталоны?
Мэри удивлённо посмотрела на кельну. Она вздохнула и подвела девчонку к одному из ящиков.
— Вот, выбирай. Трусы, панталоны. Рекомендую не менее трёх. О, вот этот к голубому подойдёт. Точно, тогда нужен нижний ооен такого же цвета…
То удовольствие, с которым Шиими обслуживала клиентов, неизменно меня радовало, так что в итоге мы вышли от неё с большой сумкой.
— Только сумку верни, — просила Ши, провожая нас. — Я в последнее время боюсь отходить от дома, инстинкты и всё такое. Всё же совсем скоро уже, — она с любовью погладила свой живот. — Спасибо вам.
— Тебе спасибо, — я улыбнулась.
— Спасибо, — Мэри тоже улыбнулась.
Шиими кивнула и скрылась в доме.
Дальше я повела Мэри к Нили и Гор. Девочка уже почти освоилась, уже не так цеплялась за мою руку и шла за мной.
— Почему у вас почти никого не видно?
— Кто на границе, кто на пастбищах, кто дома. Кстати… что ты обычно ешь?
Девушка растерялась.
— Картошку… ну, мясо иногда… овощи, фрукты…
— А пьёшь?
У меня Мэри пила простую воду, но я помнила, что люди заваривают разную траву или молотые кофейные зёрна.
— Воду, чай, соки.
— А кофе?
— Изредка. Я не могу позволить себе кофе.
— То есть, мясо ты почти не ешь?
— Почему, ем. Просто оно же дороже овощей.
Нили и Гор жили почти у самой земли, потому в какой-то момент дорога пошла резко вниз. Мэри вцепилась в меня и отказалась идти дальше, хотя здесь сложно было упасть. Мои уверения, что даже если она упадёт — я её поймаю, не подействовали.
— Ладно, — вздохнула я в итоге, — тогда давай я тебя или на спине понесу, или на руках.
— А туда обязательно идти?
— Обязательно, — сказала я.
Мэри закусила губу. У меня было ощущение, что девочка сейчас расплачется. Я поспешила её обнять и прижать к себе.
— Ну, маленькая. Не бойся. Я тысячи раз ходила этой дорогой, и другие кельны ходили этой дорогой, и люди ходили этой дорогой, и даже эльфы пару раз тоже, и никто не упал. Скажи, ты боишься высоты?
— Нет, — Мэри уткнулась мне в подмышку, и, кажется, плакала, — я боюсь падать.
Эта фраза вызвала у меня улыбку.
— Правильно, падать плохо. Потому ты падать не будешь.
Я подхватила девушку на руки. Она крепко меня обняла и уткнулась носом в шею. Так мы и пошли — я с ней на руках, она — вжавшись в меня и поджимая от страха ноги.
Подобная картинка повеселила увидевшую нас Нили.
— Привет, — поздоровалась я на человеческом языке, осторожно ставя Мэри на ноги.
— И тебе привет, Ифа. Я вижу здесь человеческого детёныша?
— Почему детёныша? — украдкой утерев глаза, спросила Мэри, покраснела и сказала: — Добрый день.
— А чем не детёныш? Вопросы задаёт, на руках её носят.
— А где Гор?
— Гор? Искренне надеюсь, что там, куда мои проклятия не доберутся.
— А что случилось?
— Случилось страшное! Он… ох, как сложно… он взялся доплести мой пояс и — испортил его! Идиот.
— Он же мог сплести новый?
— Ты видела, как он плетёт? Подобные пояса только для скота отдавать, пф.
Хоть Нили и злилась, но я видела, что она уже успокоилась.
— Я так понимаю, этот белый пояс твой? — Нили нагнулась и с интересом посмотрела на пояс, который был выдан Мэри.
— Да.
— Ага. Совсем не подходит. Мэри, ты какой цвет предпочитаешь?
— Коричневый. Или серый.
— О, да. И со вкусом плохо.
— Нили, может, мы к тебе придём, когда у тебя настроение будет получше?
— Ха, ни за что. Так, какие там цвета, — Нили сунула нос в мешок и внимательно в нем покопалась. — Ага, мне всё ясно.
Нили сбегала в дом и вынесла несколько поясов.
— Перво-наперво — зелёный. Под цвет глаз. Мм, давай цветочный узор. Затем, так уж и быть, коричневый. Но! Заметь, на нём прелестный узор медовым. Это пчёлы, символ семьи. И голубой. Я помню, что твои волосы были перевязаны голубой лентой вот такого цвета, хорошее сочетание. Кстати, тебе идут распущенные волосы.
Мэри покраснела. Нили вручила мне коричнево-медовый пояс и велела:
— Перевяжи.
Я развязала белый пояс, смотала его и сунула в мешок, а медовым обернула девушку и завязала на бантик.
— Спасибо, — смутившись, поблагодарила она.
— И вот ещё, — Нили, сияя, вручила мне деревянную фигуру, впрочем, тут же её отобрала и повесила на пояс Мэри.
— Это что? — спросила девочка, с интересом разглядывая игрушку.
— Это то, что вы обе должны расписать. Символ нашего клана, Ифа должна тебе объяснить.
— Носи его на поясе, — сказала я, — на всякий случай.
На обратном пути Мэри, преодолевая страх, шла наверх сама, судорожно цепляясь за мою руку.
— Пояс, — объясняла я ей, — важная часть одежды кельна. Традиционно его завязывают на узел, иногда — на несколько узлов. На бант завязывают у детей или у учеников, подобных тебе. Новички в клане часто завязывают пояс на бант, на всякий случай. На пояс вешают амулеты и знаки клана. Иногда — кинжалы. Поясом можно связать или удушить.
— Знаки клана — это что?
— Это какое-либо обозначение. Раз в несколько сотен лет знак клана может поменяться. У нас это птица. Голубая птица с зелёными глазами. Орими образовано от слова «голубой» — мии, и слова «зеленый» — оори. Почему птица — не знаю. Возможно, потому что «птица» на нашем — «рилими», но «ли» частенько при произношении проглатывается.
Мы какое-то время помолчали.
— Ифа… я забыла, как тебя зовут.
— Иафалия. Но можешь звать меня просто Ифа.
— А фамилия?
— Тэллимирия. Или Ллэллимирия. Разные мои родственники называют себя по-разному.
— Это потому что у отца и матери разные фамилии?
— О, мои родители из одной семьи. Кажется, четвероюродные брат с сестрой, — Мэри никак не прокомментировала это, и я решила продолжить. — Тэллимирия переводится как «тэлли» — яркий, и «миирия» — это наш алкогольный напиток на основе некоторых зёрен и трав, обладает мягким вкусом. Слабой миирией лечат простуды даже у детей — так мало в ней алкоголя. «Яркая миирия» означает ту, от которой легко и приятно, если её употреблять в ограниченных дозах, а вот если перепить — то последствия будут тяжёлыми. Ллэллимирия переводится по-другому. «Ллэ» — твёрдый, не совсем, конечно, - подобно глине, когда она уже тверда, но ещё может менять форму, хоть и с трудом. «Лилими» — водная лилия, и «рия» — что-то, близкое к вечности. Например, есть старики, которые живут рия — так долго, что наверняка появились незадолго до начала мира, это иносказание, конечно. Или боль подобно рия — та, которая, кажется, будет продолжаться вечность, хотя понятно, что она скоро кончится. Таким образом «Ллэллимирия» означает почти вечную твёрдую водную лилию. Или упорную лилию, и так можно сказать.
Мы ещё немного помолчали.
— Ифа, почему у вас такие слова в языке? Со множеством гласных.
— О, это связано с нашей историей. Давным-давно были те, кто сидел дома, и те, кто защищал границы…
Рилия и Пер с небывалым удовольствием варили что-то в больших котла. Завидев нас, Рилия подпрыгнула и прокричала что-то боевое; подобное поведение было свойственно ей в хорошем настроении.
— Привет, — я кивнула супругам. — Мэри, это Рилия и Пер.
— Приятно познакомиться, — Рилия пожала руку Мэри и вопросительно посмотрела на Пера.
— Передай, что я тоже очень рад знакомству, — на нашем языке попросил Пер.
— Мой муж также рад знакомству с тобой.
— И я, — кивнула Мэри. Она с интересом осмотрелась, особенно уделив внимание котлам, из которых уже вкусно пахло.
— Рис и мясо, — пояснила на человеческом Рилия, сияя от счастья, и уже на нашем сказала только мне: — Человеческая еда. Я положила больше мяса, чем требует рецепт, но надеюсь, ей понравится. А ещё добавила специй в один из котлов, надеюсь, будет вкусно.
— Не волнуйся, — не переходя на человеческий, ответила я, — люди любят мясо, просто не всегда могут его себе позволить. А я обожаю еду со специями.
— Кстати, миски верни, — попросил Пер.
Я хлопнула себя по лбу, ругнула за беспамятство и пообещала вот сейчас сбегать.
— Мэри, — попросила я девочку на человеческом, — посиди, пожалуйста, подожди меня. Я быстро.
— А я тебе пока что-нибудь расскажу, — радостно заявила Рилия, помешивая сразу в двух котлах.
Мэри была усажена на скамейку, а я побежала домой.
Закинув под кровать вещи (и подумав, что надо бы завести для Мэри отдельный ящик), я вытряхнула оставшуюся еду в одну из мисок, а вторую помыла. Обычно остатки еды возвращались поварам, которые потом использовали их в качестве корма для животных.
Когда я вернулась, перед Мэри уже стояла тарелка с горячей едой, а Рилия прыгала рядом и рассказывала байки из собственной жизни. Мэри ела, смеялась и снова ела. Пер стоял рядом, кипятил воду и, морщась, пытался понять, о чём говорят девушки.
— О, принесла, — обрадовался он и забрал у меня обе миски. — Будешь чай?
— Буду. А какой?
— С мятой. Рилия решила, что нашей гостье не помешает взбодриться. Кстати, вон та тарелка рядом — твоя.
Я кивнула и поблагодарила его.
Усевшись рядом с Мэри, я ковырнула рис с мясом и ароматными приправами и прислушалась к Рилии. Она, улыбаясь, рассказывала о своём знакомстве с мужем, а Мэри с интересом слушала.
Кельны едят два раза в день, утром и вечером, и обычно это достаточно холодная пища (зимой, впрочем, многие предпочитают тёплое). Однако я решила, что от обеда мне хуже не станет, а рис с мясом (точнее, мясо с рисом) и свежим хлебом был такой вкусный, что я об этом не пожалела.
Пер поставил перед нами двухлитровый кувшин с чаем и кружки, извинился и ушёл в дом.
— Пойдём домой чай пить? — предложила я Мэри.
— Пойдём, — девушка улыбнулась.
— Приходите ещё, — Рилия, казалось, сейчас взорвётся от счастья.
По пути к дому я несла кувшин, а Мэри, как ребёнок, цеплялась за мой ооен.
— Почем Рилия знает наш язык, а Пер — нет?
— Пер — домашний кельн, он никогда не покидал клана. А Рилия часто была на границе, года два или три прожила среди людей, по молодости охотилась. Потом уже осела и начала готовить. После этого она в сумме года полтора провела среди людей и эльфов, уже целенаправленно изучая их кухню. Сейчас она самый лучший повар. Пер же чуть ли не с рождения избрал свое место у костра, среди еды.
— Неужели у вас так слабо разделение на мужчин и женщин?
— Ну, да. В общем-то, его почти и нет. Разделения, то есть.
— Так не бывает, — Мэри отвернулась и замолчала. Она даже перестала внимательно смотреть на дорогу, хотя до этого была крайне внимательна.
— Хэй, что такое?
Но девчонка не ответила, а я сочла, что слишком неприлично выпытывать у неё подобности.
Дома мы выпили чай, я показала Мэри, куда можно убирать вещи (предоставив половину своего ящика и пообещав в ближайшее время заказать ей собственный). Девчонка кивнула. Как-то совсем незаметно она уснула, задремала прямо на печи. Я стащила с неё верхний ооен, завернула в простыню и уложила на кровать.
Сон Мэри был самую чуточку тревожен, но в целом спокоен. Мерно посапывающая девушка манила меня в мир снов, однако я встряхнулась, сбегала и отнесла мешок Шиими и сходила к Каори, взяла у неё бумаги и карандаши, обучающие письму и чтению книги. Вместе с тем Каори дала мне ворох наставлений, вроде тех, что я слышала от Марка.
Вернувшись, я с радостью увидела, что солнце освещает весь мой дом, в особенности — постель со спящей девушкой. Раздевшись, я улеглась рядом, пригрелась и уснула.
Проснулась я от прикосновения к своей обнажённой груди тёплой человеческой руки. Это было так сладко, так приятно, что я даже не решалась шевельнуться, боясь, что девочка испугается и одёрнет руку. Но нет, она хоть и нерешительно, но провела от шеи — и вниз по животу, почти к самому паху. Я невольно напряглась, ощущая приятное волнение внизу живота — и Мэри таки одёрнула руку. Я чувствовала, как она замерла, подобно испуганному зверьку.
Открыв глаза, я увидела её лицо. Изучающее, внимательное. И всё же — немного испуганное. Я улыбнулась ей и потянулась, жмурясь от удовольствия.
— Выспалась?
— Да, — голос её еле заметно дрожал.
— О, хорошо. Будешь остывший чай?
— Да.
Мне захотелось обнять, прижать её к себе, но я сдержалась.
Пока Мэри пила чай, я составила и озвучила план обучения девушки. Два-три часа, по моему плану, отводилось на обучение чтению и письму, остальное время было относительно свободным. Относительно лишь потому, что я всё равно должна была водить её по территории клана, рассказывать историю и правила, знакомить с кельнами.
— Ты не возражаешь? — спросила я её.
— Нет, — Мэри сидела, забравшись с ногами на кровать, и задумчиво смотрела в окно; она перевела очень внимательный взгляд на меня и сказала: — Спасибо. За то, что возишься со мной.
— Не за что, — я улыбнулась, глядя в её красивые глаза. — Если ты не против, мы начнём обучение завтра.
Мэри не слишком любила читать, не умела ткать, прохладно относилась к готовке и уборке, и совершенно не горела желанием присматривать за детьми или животными. Но она призналась, что любит вязать. Поэтому во второй её вечер, когда я бегала по клану, придирчиво выискивая и устраняя мусор и беспорядок, Мэри сидела и вязала. Так и пошло, что вечерами она стала вязать, вначале для меня, потом для знакомых кельнов, а потом и для всего клана (редкий кельн любит посидеть со спицами, и в этом деле Мэри пришлась кстати).
В третий день пребывания у нас Мэри я открыла глаза и обнаружила, что девушка лежит на боку, крепко и нежно меня обнимая. Я чуть не замурлыкала от счастья. А проснувшись, она не поспешила одёрнуть руку или отвернуться, и несколько минут мы так и лежали вместе, в обнимку.
С этого дня началось полноценное обучение Мэри. Язык давался ей не всегда легко, особенно сдвоенные гласные. Я часто поправляла её, она (в свою очередь) могла повторить за мной тут же, а могла и не повторять. Ей была чужда школьная программа с грамматикой, при разговоре о конкретных правилах языка Мэри морщилась и отказывалась воспринимать информацию, потому я очень быстро отказалась от идеи быстренько объяснить их. Пришлось действовать путём более длинным — долго, с примерами, рассказывать, почему так правильно, а так уже нет. В какой-то момент, например, я долго объясняла, когда используется окончание «ни», идущее для множественного числа. Вообще оно могло идти где угодно, в том числе для имён. Но был ряд случаев, когда окончание «ни» было использовать неправильно. Например, в предложении: «У меня много разнообразных ооенов» само слово «ооен» должно было стоять в единственном числе как совокупность того, что у меня есть, как единая вещь, ибо все ооены похожи на один ооен. То есть здесь сам ооен подан как идея, а не как что-то конкретное. А вот в предложении «Мои пять ооенов» надо говорить «ооенни». Казалось бы, наличие идеи о предмете — просто и естественно, но Мэри никак не могла этого понять, и я до сих пор не уверена, что поняла.
Некоторые сложности возникли и при коммуникации с другими кельнами. Здесь была глобальная проблема взаимоотношений людей и кельнов. У людей другие зоны для общения, они более скрытые существа, более замкнутые в себе. Для кельнов совершенно естественно касаться собеседника при разговоре, если этот разговор неофициальный. В кругу клана объятия и дружеские поцелуи естественны. Когда кельн видит, что члену его клана грустно, одиноко и плохо, он стремится его обнять, даже если они не состоят в близких отношениях или вообще видятся пару раз в год. Кельн не ждёт, что ему расскажут, что случилось, но он готов поддержать, что бы ни произошло. Мэри, как человек, была более закрыта. Она не могла спокойно коснуться другого существа, не сразу поняла, что объятия — совершенно нормально и ни к чему не обязывают.
Также кельны уважают право молчания. Ты не должен никому ничего рассказывать, ты волен молчать и никому ничего не объяснять. Исключения есть, но только в тех случаях, когда подозревают, что кельн серьёзно нарушил закон (что случается очень редко). Это кажется совершенно правильным, но для людей подобное странно.
Ещё проблемы, с которыми я столкнулась, были связаны с нежной душой Мэри. На тот момент я не знала, что случилось у неё с людьми. А несмотря на всё моё нежное отношение к этой девочке, приступать к каким-то более конкретным ухаживаниям я решилась не раньше, чем через две недели, до этого момента будучи полностью поглощённой её обучением и вводом в наш клан. Видимо, после моих объяснений, что объятие — всего лишь объятие и ничего более, Мэри что-то для себя решила, и — закрылась для меня. Она долго не решалась проявить свои чувства, а я просто их не увидела. Впрочем, об этом я расскажу немного позже.
На одиннадцатый день Мэри уже могла сказать несколько фраз на нашем языке («Да, спасибо», «Нет, спасибо», «Спасибо», «Это было ошибкой», «Не стоит так делать» и «Было хорошо») и немного пополнила свой словарный запас. Иногда, намучившись попытками запомнить правильное произношение, она уходила в ванную или ещё куда и тихо плакала.
Мэри с удовольствием ела нашу еду (три раза в день с напоминанием, два раза вместе со всеми и без напоминания с моей стороны). По человеческим меркам, Мэри ела редко, и мне кажется, что если бы я не упоминала, то могла бы есть и раз в день.
Что интересно, я ни разу не замечала, чтобы Мэри мастурбировала. Боясь её смутить, я не задавала ей вопросы на эту тему, но в какой-то момент внимательно просмотрела книгу, посвящённую сексуальности людей. Судя по всему, в этом плане у людей и кельнов было мало отличий, и подобное поведение вполне имело место быть. Но всё равно что-то меня смутно тревожило, и я никак не могла понять, что именно.
В общем, на одиннадцатый день Регг зашёл к нам. В своём официальном ооене, предназначенном для активного перемещения. В этот момент я окрашивала ткань, которая пойдет на будущие ооены для Шиими, а Мэри вязала мне носки. Вместе с тем я рассказывала ей о Нелени, богине урожая, которая приходит раз в год между летом и осенью, делает плоды вкусными и сладкими, и благодарит Инели за проделанную работу. Потом они обнимаются, целуются, и Нелени даёт Инели семя на следующий год. Инели, в свою очередь, по весне зачинает плоды и растит их до прихода Нелени, которая сделает их вкусными и сладкими.
— Рассказываешь легенды? — спросил Регг на человеческом, усаживаясь на пол.
— Рассказываю. У меня осталось молоко, будешь?
— С удовольствием.
Мэри не сразу поняла, кто перед ней, а поняв, растерялась.
После того, как глава клана ритуально испил из моих рук (в данном случае — молоко), мы попросили Мэри сесть с нами в круг и стали говорить.
— Скажи, Мэри, тебе нравится у нас? — спросил Регг.
— Нравится, — ответила Мэри.
— Ты хотела бы побыть с нами немного больше, чем десять дней?
— Да, — Мэри еле заметно смутилась.
— Ифа, с ней нет проблем?
— Никаких, — спокойно ответила я.
— Да? Мне кажется, ты что-то недоговариваешь.
Я на миг задумалась.
— Мэри трудно даётся наш язык.
— Что ж, это бывает. Ты готова продолжать о ней заботиться?
— Готова.
— Мэри, а тебя Иафалия не обижает?
— Нет, не обижает.
— И ты хотела бы продолжить жить с ней?
Мэри рассеянно смотрела на листики на полу. И молчала.
— Мне выйти? — спросила я, уже готовясь подняться.
— Нет, нет, — Мэри слишком быстро вскинула голову и разве что за руку меня не схватила, но было заметно, что хотела.
— И тебе хотелось бы продолжить жить с Иафалией, или стоит подыскать новый дом?
— С Иафа… ээ… с Ифой.
Мы с Реггом улыбнулись её неудавшейся попытки сказать моё полное имя.
— Хорошо. Я скажу о решении своим советникам. Ифа, раскрась с Мэри наш символ и пускай она его носит на поясе. С завтрашнего дня Мэри, человеческая девушка, будет под защитой нашего клана.
Регг встал, поклонился и вышел.
Ткань висела на улице и сушилась, полтора носка лежали на печи. Мы с Мэри сидели на полу и расписывали её птицу под моим чутким руководством. Измазанная в голубой краски Мэри пыталась осторожно нарисовать зелёные глаза, я же ёрзала от нетерпения, представляя тот момент, когда Регг официально возьмёт девчонку под нашу защиту.
Наконец птица была осторожно поставлена среди ветвей. Я невольно вспомнила, как расписывала свою последнюю птицу.
— А теперь тебе надо её немного раскрасить, — я поставила перед ней баночку с более тёмным оттенком голубого.
Мэри, с краской на руках, ооене и носу посмотрела на меня несчастными глазами.
— Обязательно?
— О, да. Не волнуйся, это может быть что угодно.
— Тогда можно просто линию?
— Линию? — я на миг задумалась. — Слишком просто, так обычно дети делают. Ты должна отличить свою птицу от других. Вот, например, — я пошарила под кроватью среди ветвей и достала свой символ. — Видишь — вот здесь у меня крылья, здесь цветочек, а здесь моё сокращение имени.
— Может, мне просто имя написать? — Мэри, в отличии от меня, была не слишком воодушевлена.
— Мм, давай. Давай тогда нашим языком.
Я взяла бумагу и написала имя Мэри двумя символами. Мы использовали преимущественно слоговую азбуку, перемежая её буквенной.
— Я это не напишу, — кажется, Мэри испугалась.
— Сейчас нет, — я невольно прислушалась к ветру в деревьях. — Пошли ужинать, как раз птица высохнет.
— То есть, ты у нас навсегда остаёшься? — Рилия разве что не подпрыгивала, сидя рядом с Мэри, которая за обе щёки уплетала картошку с мясом и мясной салат.
— Угу, — она запила тёплой водой еду и сказала чуть более полно: — Надеюсь на это. А разве можно навсегда?
— Конечно! Эй, дай мне ещё мяса!
Сказочник Лен, который обычно обедал на другом конце деревни, наконец добился того, что его помощь приняли, и теперь подавал еду. Поставив перед Рилией миску, он сел напротив и, прикрыв глаза, сказал:
— Давным-давно одна славная девушка пришла к кельнам. Она поселилась на келдоне, целыми днями пела, вышивала узоры на разноцветных скатертях и любила прекрасного юношу. Юноша, прошу заметить, тоже отвечал ей взаимностью. Но по прошествии трёх лет рассорились они. Девушка порвала самую красивую скатерть, юноша обозвал её некрасивыми словами, и девушка ушла. В слезах она вернулась в родную деревню, и с удивлением узнала, что младшая сестра её уже давно замужем, и окружена правнуками, родителей давно нет на белом свете, а мужчина, предназначавшийся когда-то давно в женихи, — беззубый старик с импотенцией. Расстроилась девушка. Расстроилась — да и вернулась к кельнам, вышивать узоры и петь песни. С юношей тем они потом помирились.
— Эта история корнями восходит к тому времени, когда у кельнов и людей были разные календари и когда мы имели возможность управлять природными явлениями. На самом деле, подобного никогда не было и это лишь людские легенды, — пояснила я Мэри, которая заворожено слушала сказочника.
— Ты имеешь в виду, что была путаница во времени, но никогда ещё девушка не возвращалась домой через полвека, хотя думала, что прошло пару месяцев, — Рилия вопросительно посмотрела на меня и я кивнула.
— У нас в деревне был старик, который пришёл и рассказал, что он полгода прожил у эльфов, а в это время в мире прошло около пяти лет, — сказала Мэри.
— И его действительно не было пять лет?
— Действительно. Его жена уже успела стать вдовой и вновь выйти замуж. Неловко вышло, когда он вернулся.
— Табакама, — буркнул сказочник и получил от Рилии по лбу. — За что?!
— Не ругайся при девушках.
— А он ругался? — тихо спросила меня Мэри. Возможно, она думала, что услышу я одна, но услышали все.
— Потом скажу, — шепнула я ей на ухо.
Сказочник обиженно отвернулся и начал мрачным голосом рассказывать про эльфа, что родился гадким утёнком и пошёл учиться красоте к кельнам. Мы, склонив головы, с интересом его слушали. Высмеяв эльфов, Лен встал, поклонился и молча ушёл.
— Ему не нравятся эльфы? — спросила нас Мэри.
— Никому не нравятся эльфы, — мрачно откликнулась Рилия. В следующую секунду она встряхнула головой и улыбнулась. — Ты же вяжешь? Можешь связать гетры?
После ужина Мэри была в приподнятом настроении. Выписав под моим чутким руководством два символа с именем и уже самостоятельно наставив линий и точек (как младшие подростки), она забралась в постель и делала вид, что лежит там тихо. Я слышала, что она возится и ждёт меня, но не подавала вида.
Погасив масляную лампу, я легла рядом и только хотела обнять, как была ошарашена вопросом:
— А кельны не любят эльфов?
— Не любят. Не спрашивай только, почему. Они выскочки. Наглые выскочки. И мы с ними долго воевали за леса. Отвратительные создания. Мы гораздо лучше.
— Понятно, — судя по голосу, ей было не совсем понятно, но я не хотела уточнять.
Я было обняла её, но она отстранилась, повернувшись ко мне спиной, и мерно засопела, симулируя сон. Около получаса я лежала в растерянности, не зная, как расценивать подобный жест. Ей неприятны мои прикосновения? (В последнее время Мэри избегала ко мне прикасаться.) Ей не нравится, что мы не любим эльфов? (Обычно люди романтизируют эльфов, хотя, казалось бы, зачем.) Или она просто волнуется перед завтрашней церемонией? (Кстати, я же так и не познакомила её с людьми нашего клана.)
С этими мыслями я уснула, решив спросить всё после церемонии.
Церемонию принятия под защиту клана я видела третий раз в жизни, хотя они случались за мои сорок лет куда чаще. Но вот одним из участников я была впервые.
Регг, в парадном белоснежном ооене, стоял на умииплюю, кажется, на бочке (впрочем, оееон скрывал, на чём), возвышаясь над всеми. Слева и справа стояли Шел и Шелдо, без возвышения, тоже в белом.
Мэри была в светло-серых одеждах, с распущенными волосами, в которые мы с Нили вплели серые ленты.
Я почему-то боялась, что она забудет все мои объяснения (хотя от неё требовалось лишь подойти, преклонить колено и пару раз сказать «да»; роль того, кого берут, сводилась к минимуму).
Я двигалась вслед за ней, тоже в серых одеждах, но на тон темнее, с убранными волосами.
Остальные кельны стояли вокруг и с интересом наблюдали. Некоторые затаили дыхание.
Не дойдя нескольких шагов, Мэри немного помедлила (видимо, прикидывая на глаз расстояние) — и опустилась на одно колено, преклонив голову.
Из-за того, что Мэри не говорила на нашем языке, всю ритуальную речь произнесли на человеческом. Для тех, кто не знал человеческого, на почтительном расстоянии, но довольно близко к нам, стоял Марк и переводил с тихими подвываниями, призванными делать ситуацию более торжественной.
— Мэри Криспо, ты хочешь получить защиту моего клана, позволения жить среди нас, работать и развиваться?
— Да.
— Ты готова соблюдать правила клана, нести ответственность за свои поступки и никому не рассказывать о делах клана?
— Да.
— Ты будешь приносить пользу клану так, как приносила бы пользу своему дому?
— Да.
Регг степенно кивнул.
— Иафалия Тэллимирия-Ллэллимирия, — видимо, Регг и сам не знал, как правильнее произносить мою фамилию, — я вижу тебя за спиной Мэри. Я вижу, ты хочешь заботиться о ней, пока она нуждается в этом. Подумай ещё раз, в последний раз — хочешь ли ты взять ответственность за этого человека? Ты готова к этому?
— Да, готова, — я слегка склонила голову и вновь её подняла, глядя на старейшину.
— Ты должна оберегать её, обучать её, давать ей кров и пищу, ввести в наш клан. На протяжении двух-трёх месяцев ты будешь нести за неё полную ответственность. Всё то, что она сделает, ляжет на твои плечи. Ты готова нести это бремя?
— Да, готова.
— В некотором смысле, тебе придётся стать ей второй матерью или же отцом. К тебе могут приходить свататься за Мэри, к тебе будут обращаться, если захотят её куда-то позвать. Это огромная ответственность, Иафалия. Ты готова к ней?
— Да, готова.
— Хорошо. Я, глава клана, Регг Леэоми, готов принять тебя под свою защиту.
— Я, Шелдо Нкупе, удовлетворён твоими обещаниями и обещаниями твоего опекуна, и готов гарантировать тебе защиту клана.
— Я, Шел Леэоми, обрадован твоими обещаниями и обещаниями твоего опекуна, и готов видеть тебя в своём клане.
Главы клана вопросительно посмотрели на меня. Я несколько мгновений пыталась вспомнить, что от меня хотят.
— Я, Иафалия Тэллимирия… — «Ллэллимирия» — зашептали родственники по материнской линии, — …Ллэллимирия… рада стать твоим опекуном в нашем клане.
Марк мою речь перевёл целиком, с подвываниями, так, что она стала звучать куда лучше, чем в моём исполнении.
Старейшины довольно кивнули, клан облегчённо выдохнул.
Регг суну руку в карман ооена, потом в другой, потом засуетился. Около минуты главы клана гневно переглядываясь. Наконец, старейшина нашёл фигурку птицы. Подняв её, он еле слышно прошептал несколько добрых слов на нашем языке (Марк это не стал переводить). Потом передал её Шелдо, который тоже прошептал несколько добрых слов. Шел, совершив такой же обряд, подошёл и с улыбкой передал фигурку мне. Я знала, что это будет, но всё равно так растерялась, что не запомнила, что именно шептала на фигурку (кажется, что-то о любви и удобстве).
Потом я подошла к Мэри, присела рядом с ней и прикрепила птицу ей на пояс.
— Можешь вставать, — шепнула я девушке.
Поднялись мы вместе, держась за руки. Кто-то радостно крикнул: «Нас стало больше!», и все кельны кинулись обниматься.
код для фемленты
Когда Сова проверит, выложу окончание.
Название: Те, кто живут на деревьях
Автор: Семчий
Бета: пресветлая Морриган
Рейтинг: PG-13-R
Жанр: фемслеш, фентези
Саммари: Одна девушка из расы кельнов как-то раз лежала на дереве и скучала. Мироздание это не слишком устроило, и оно подкинуло человеческую девчонку, о которой захотелось, а потом и пришлось позаботиться.
Предупреждение: в процессе бетенья
От автора: альтернативная вселенная. Что-то подобное хотелось сделать давно — и написать о вытаскивании человека из привычного мира непонятно куда (для него), и описать альтернативную рассу.
первая часть
читатьМоя печь в тёплое время года служила мне столом. Я поставила на неё миски с мясом и овощами и зашла в ванную.
Мэри, услышав меня, встрепенулась и повернула голову к выходу. И я увидела, что она до этого плакала, - возможно, не сильно, но всё же. Говорят, что в каждой женщине живёт материнский инстинкт; я считаю это неверным, и уж точно знаю, что у меня подобного нет. Но Мэри затронула что-то в моей душе. Я присела рядом с ней на край ванны и коснулась её волос, желая успокоить. Она, то ли поняв жест, то ли по собственному желанию, уткнулась в мой ооен и расплакалась.
Кельны могут плакать долго, очень долго. Люди плачут гораздо меньше, а Мэри плакала совсем немного.
Я сбросила свою одежду и забралась в воду к девочке. Она напряглась, но почти сразу позволила коснуться себя и расплести волосы. По краю ванны у меня, конечно же, стояли шампуни, были там ковшики и мочалки.
— Закрой глаза, — попросила я на человеческом Мэри.
Она подчинилась. Я полила её голову водой, потом как можно нежнее втёрла в волосы шампунь и смыла. Волосы Мэри были ниже пояса, как принято у человеческих девушек. Я намазала их бальзамом и заколола, чтобы они не падали в воду, и начала втирать нежный шампунь в её тело.читать дальше
Мы три раза набирали воду в ванну. Я хотела её отмыть как можно чище, она была не против, и, как мне кажется, получала от этого удовольствие.
Потом я помогла ей одеть нижний ооен, усадила на печь и дала тёплое мясо и помидоры с огурцами (моя печь вообще удобная штука — в тёплое время года она и стол, и скамья, в холодное же — подобна дракону).
— Тебе нужна соль или перец? — спросила я девушку, помня, что люди нуждаются в приправах.
Мэри покачала головой и зевнула.
Я расстелила постель, и когда девушка доела, уложила её спать. У нас есть тёплые одеяла, но в основном мы спим на простыне и ею же укрываемся. А ещё не используем подушек. Глядя на девушку, которая честно пыталась уснуть, я поедала мясо и думала, что нужно попросить подушку.
Доев, я легла рядом с ней и обняла. Девушка, к моему удовольствию, не сопротивлялась. В отличие от Мэри, я уснула быстро, и потому не знаю, сколько она ещё не спала.
Проснулась я раньше девочки. Она спала, трогательно свернувшись калачиком, напоминая маленького кельна или напуганного миром человека.
Я, задумчиво глядя на Мэри, съела холодное мясо, зажевала его огурцом, оделась и вышла на порог.
Умиплюю перед моим домом была метр на метр, и дорожки до основной дороги не было. Я сделала так ради моего же удобства, но девчонка явно не могла прыгать по веткам вниз, а значит, нужно переделать, чтобы прыгать не приходилось. Я коснулась одного дерева, другого, почувствовала ветви и попросила немного порасти, каждое мгновение направляя их туда, куда мне надо. Возможно, кельн, занимающийся строительством, сделал бы это быстрее, но это был мой дом, а доверить свой дом другому кельну не принято (конечно, если обратившийся являлся человеком или криворуким кельном, никто не посмотрит косо). В обнимку с деревьями и ветками я провела часа три, а может, и больше, и к концу была очень вымотана. Но наградой мне было то, что ветки уже начали расти, образовывая очертание будущей дорожки. Дня через два по ней можно будет ходить.
Вернувшись в дом, я застала Мэри спящей, но уже в другой позе. Она лежала на спине, по диагонали, широко раскинув руки. Её рот был маняще приоткрыт.
Время, требуемое для сна, у человека и кельна различно, и последние очень зависимы от времени года. Так, зимой мы можем спать до двенадцати-четырнадцати часов, в то время как летом нам требуется всего четыре-пять. Порывшись в памяти, я вспомнила, что люди спят от шести до восьми-десяти часов, а прикинув, во сколько мы вчера легли спать, я высчитала, что прошло уже семь или восемь. То есть, по моему мнению, Мэри можно было будить.
Присев на край кровати, я взяла девочку за плечи и легонько потрясла. Она медленно открыла глаза, напомнив мне зимнего кельна, и удивлённо посмотрела на меня. Сев, она огляделась и зевнула, прикрыв рот рукой.
— Доброе утро, — сказала я ей на человеческом, радостно улыбаясь (труд всегда меня бодрил).
— Доброе, — она обхватила себя за плечи и робко посмотрела на меня.
— Будешь завтракать?
Помолчав, она кивнула. А потом робко спросила:
— Можно сходить в туалет?
Я кивнула и вышла из дома, полюбоваться будущей дорожкой. Она меня ужасно радовала, хотя только-только начала появляться.
Пока Мэри ходила в туалет и одевалась (одеться она предпочла в ванной комнате), я при помощи магии разогрела оставшееся мясо и задумалась. Было несколько программ, по которым людей можно было адаптировать к клану. Разные кланы использовали различные методы, но и внутри кланов были варианты. Для начала, - решила я, - её надо познакомить с окружающим миром. На тот момент жизни я суммарно провела у людей что-то около пятнадцати лет, и представляла, что ей может быть странно и непонятно. К тому же, я не знала, что именно Марк рассказал о нас. Но, безусловно, вначале нужно было озаботиться обувью и одеждой.
Вернувшись из ванной, Мэри уселась на печку и получила миску. Пока она ела, я молчала, но стоило ей отставить посуду, как принялась за расспросы.
— Позволь тебя спросить?
— Конечно.
— Ты предпочитаешь ооен или человеческую одежду?
Девушка несколько смутилась.
— Мне… безразлично.
— А если выбирать сейчас, что лучше?
— Оеон… наверное.
Я решила её не поправлять, по крайней мере, пока.
— Хорошо. Это легче. Если нужно будет человеческое платье, его можно заказать. Дальше. Ты умеешь читать и писать?
— Немного. Нас обучали в школе.
Я достала тетрадь, карандаш и попросила написать что-нибудь.
— Что именно?
На секунду задумавшись, я продиктовала:
— «Сегодня листья невероятно красивы. Особенно те, что только распустились. Впрочем, весной всегда так».
Диктовать пришлось медленно. В какой-то момент я думала, что не выдержу, но всё же.
Мэри, к моей радости, ошибок не сделала, кроме неверно поставленного знака. Но вот её почерк внушил мне некоторые опасения.
— Хорошо. Я буду учить тебя нашему языку.
— А это обязательно? — видимо, осмелев, спросила она.
— Конечно. Не все кельны говорят на человеческом. Так, ещё что-то… Что тебе рассказывал Марк?
Мэри на какое-то время задумалась.
— Ну… разве только то, что вы не едите людей и что дороги не страшные…
Я рассмеялась.
— Понятно. А ты боялась наших дорог?
— Да. Не могу понять, почему они называются дорогами.
— Потому что это дороги, — я спрыгнула с печки. — Я тебя оставлю ненадолго, будь осторожной.
Девушка кивнула.
Мекька увлечённо что-то шила.
— Мек? — окликнула я девушку.
— О, привет, — она отложила недошитый сапог (как я смогла рассмотреть, зимний) и поднялась мне навстречу.
— Я к тебе не просто так. Мне нужна обувь.
— Для той человеческой девчонки? Хорошо, это несложно. Ты её сюда приведёшь или мне к тебе подойти?
— Ну, разве что понесу. У неё совсем нет обуви, и она боится ходить по нашим дорогам.
Мек фыркнула - подобное её веселило.
— Ладно. Я могу прийти хоть сейчас. Только подожди…
Кельн взяла сумку, покидала в неё несколько пар ботинок, кусок кожи, мел, линейку и что-то ещё.
Наша нога отличается от человеческой. У кельнов более узкая и длинная стопа. При ходьбе кельн немного поджимает пальцы, стопа его опирается только на носок и пятку, в то время как у людей немного по-другому. Мекька же шила ботинки и для кельнов, и для людей.
Подойдя к нашему дому, я первая вошла и жестом позвала за собой Мек, увидев, что Мэри сидит на кровати и смотрит в окно.
— Мэри, — на человеческом сказала я, — это Мекька, она шьёт обувь.
— Добрый день, — поздоровалась она, вставая.
— Привет, — Мек улыбнулась. — Присядь, пожалуйста.
Девочка растерянно посмотрела на нас.
— Мекька поздоровалась и попросила тебя присесть, — перевела я, взбираясь на печь.
Мекька осторожно взяла ногу девушки (чистую ногу, я вчера много времени потратила на это), что-то увидела и, порывшись в сумке, достала три разных ботинка.
Мэри очень сильно покраснела, и невольно сжала в руках край покрывала, когда Мек примеряла на неё ботинки. На втором кельн задумчиво посмотрела и спросила:
— Удобно?
Я перевела её вопрос.
— Удобно, — сказала Мэри.
— Походи, — попросила Мек, надевая второй ботинок.
— Походи немного, — повторила я просьбу.
Мэри встала и неловко прошла до стены, развернулась, и обратно к кровати.
— Нигде не жмёт, не велико? – Я снова повторила на человеческом.
— Нормально, — ответила Мэри со смущением в голосе.
Мекька ещё раз придирчиво ощупала ногу Мэри в ботинке и улыбнулась, поднимаясь.
— Тогда я пошла. Если будет неудобно, обращайтесь.
Мекька вышла раньше, чем я или Мэри успели что-либо сказать.
Присев на кровать, Мэри, то глядя на меня, то отводя взгляд, сказала:
— Я заплачу.
Я склонила голову, с интересом глядя на человеческую девчонку.
— Ну, за обувь… и одежду…
— А, ты об этом. Не волнуйся, ещё поймёшь. Вставай.
Спрыгнув с печки, я взяла Мэри за руку и вывела из дома.
Она немного постояла, оглядываясь. Подождав, когда она осмотрится, я показала ей на дорогу и на будущую дорожку.
— Посмотри, там находится основная дорога. А здесь через день-два будет дорожка, по которой можно будет свободно ходить.
Мэри вцепилась в мою руку так, будто я пыталась сбросить её со скалы.
— Не бойся, — я погладила её по руке, — там устойчиво. Идём.
Подхватив девушку, я спустилась на дорогу и аккуратно поставила Мэри.
— Я упаду, — немного истерично воскликнула она.
— Не упадёшь. Если что, я тебя поймаю.
Мэри отрицательно помотала головой, я лишь вздохнула. Обычно люди меньше бояться упасть, и в этом случае Мэри напоминала мне ребёнка. Подумав об этом, я решила, что её и стоит учить ходить как ребёнка.
Развернув её в направлении нашего движения, я встала перед ней спиной вперёд, взяла за обе руки и, улыбаясь, потянула за собой. Чтобы не упасть, Мэри была вынуждена сделать шаг, затем другой.
— Мекька говорила, что если ботинки будут неудобны, надо будет сразу к ней обратиться. Так что если что, говори сразу. И попробуй не смотреть под ноги, здесь очень надежно, — я старалась болтать, в то время как Мэри со страхом смотрела себе под ноги. — К твоему сведению, там не только ветки и листья, но и… хм, нет, не помню, это надо у строителей спрашивать. Подобный настил выдерживает до двухсот пятидесяти килограмм, даже немного больше. О, кстати, мы почти пришли.
— Куда? — Мэри подняла голову и осмотрелась.
— К сестре Шела, Шиими. Они погодки, Шиими старше его.
— А можно спросить? — Мэри начала, наконец, идти прямо, только медленно, и сильнее цепляясь за меня.
— Конечно.
— А советники… у них похожи имена, как вы их не путаете?
— Иногда Шелдо зовут До, иногда — Шел, который не Шел. О, это вообще интересная история. Мать и отец Шелдо пришли к нам из другого клана, вслед за братом матери, и он родился уже здесь. Мы стараемся не давать похожие имена, но с их прихода прошло не больше месяца, и они не знали, что в клане уже есть мальчик Шел, которому на тот момент было чуть больше дня. Потому получилось, что у нас росло два Шела. Они почти что братья, всё же родились вместе.
— Вместе?
— У нас младенцы, рождённые с разницей не более двух-трёх дней, считаются братьями по времени, на нашем языке — оопс.
— Опс?
— О-опс. «О» тянется. В нашем языке много гласных тянется, постарайся это запомнить.
— Почему у нашедших меня язык был другим? — в голосе Мэри послышалось раздражение.
— Языки - охотников и домашний - разные. Домашний более используемый, в нём больше слов и словосочетаний. Охотничий нужен только на границе.
— Их два?
— Да. Давным-давно появился охотничий, ибо требовался… о, мы пришли.
На умиплюю Мэри почувствовала себя свободнее, и даже отпустила одну мою руку. Видимо, дело было в том, что умиплюю Шиими было почти пять на пять метров.
Дом Шиими был большой. В её мужьях был Тэр, охотник и в свободное время увлечённый строитель. Войдя внутрь, я застала Шиими за тем, что она лежала в гостиной и смотрела вверх. Её ооен струился и выделял все прелести кельны, будто она лежала перед нами обнажённой, особенно выделяя животик.
— Мы не помешаем? — на человеческом спросила я.
— О, конечно, нет, — она села, с интересом глядя на Мэри. — Ты же тот человек, которого вчера привела группа Шела?
Мэри неуверенно кивнула.
— Подберёшь ей ооен?
— С удовольствием, — Ши вскочила так, как будто не была беременна.
— У тебя большой живот. Сколько уже?
— Месяц остался, — просияла Шиими, ведя нас в мастерскую. — Большая будет. Я чувствую, что там девочка. Мэри, встань, пожалуйста, сюда и разденься. Ифа, завяжи, пожалуйста, дверь, а то Тэр не имеет привычки стучаться.
Мэри встала на низенькую скамеечку и стянула с себя ооен, верхний и нижний. Я старательно завязала дверь. По-человечески можно было бы сказать, что я её заперла.
— Какой ооен хочешь? — Шиими вытащила несколько ящиков. — Подлиннее, покороче?
— Подлиннее, — с интересом глядя на Ши, сказала Мэри.
— С разрезами, без?
— Без.
— Рукава длинные, короткие?
— Длинные, если можно.
— Цвет?
— А… можно выбирать?
— Конечно. Посмотри. Есть зелёный, вот такой, мне кажется, он пойдёт твоим глазам. Вот бордовый. Это зимний, пурпурный. О, примерь-ка его. Конечно, ещё рано, но я тебе его сразу дам.
Шиими помогла девушке разобраться с рукавами и перехватила рабочим поясом. Ооен был на меху и с капюшоном. Он делал Мэри сказочной кельн Пишш, которая, по преданиям, в день излома зимы разносила подарки.
— Красиво, — сказала я, глядя на девушку.
— Очень! Тогда его заверну. Мэри, тебе удобно?
— Удобно, — ответила она, поворачиваясь то одним, то другим боком.
Шиими поставила перед девушкой зеркало, и Мэри порозовела, с удовольствием глядя на собственное отражение.
— Так, более летнее. Может, рыжий?
Мэри переодели в рыжий ооен с большим округлым вырезом, который приоткрывал грудь девушки. Потом голубой, с высоким воротником, и зелёный стандартного покроя.
— А коричневый есть? — глядя на себя в зеркало, спросила Мэри.
— Есть! Давай светло-коричневый, он к твоим глазам больше подойдёт.
Светло-коричневый, со шнуровкой спереди, действительно подошёл девушки.
— Так, — Ши увлечённо начала рыться в другом ящике, — давай-ка ты померяешь этот милый нижний ооен салатного цвета, он должен подойти к этому.
Мэри была очень красива для человека, с точки зрения кельна. У кельнов нос чаще всего пуговкой, у Мэри же наоборот, был вытянут, в остальном форма лица была очень похожа на форму лица кельнов. Её густые тёмные волосы были бы предметом зависти многих, а небольшая грудь соответствовала представлениям об идеальной груди древних времён (хотя сейчас больше стала цениться грудь большего размера, исключительно из-за эстетических ценностей).
— Я ещё заверну вам голубой ооен. И зелёный, очень уж он к глазам идет. И не забудьте зайти за поясами.
Весёлая Шиими спрятала рабочий пояс и принялась заворачивать ооены. Мэри попросила оставить её в коричневом, и, одевшись, встала рядом со мной.
— Кстати, — вспомнила Ши, — ты предпочитаешь трусы или панталоны?
Мэри удивлённо посмотрела на кельну. Она вздохнула и подвела девчонку к одному из ящиков.
— Вот, выбирай. Трусы, панталоны. Рекомендую не менее трёх. О, вот этот к голубому подойдёт. Точно, тогда нужен нижний ооен такого же цвета…
То удовольствие, с которым Шиими обслуживала клиентов, неизменно меня радовало, так что в итоге мы вышли от неё с большой сумкой.
— Только сумку верни, — просила Ши, провожая нас. — Я в последнее время боюсь отходить от дома, инстинкты и всё такое. Всё же совсем скоро уже, — она с любовью погладила свой живот. — Спасибо вам.
— Тебе спасибо, — я улыбнулась.
— Спасибо, — Мэри тоже улыбнулась.
Шиими кивнула и скрылась в доме.
Дальше я повела Мэри к Нили и Гор. Девочка уже почти освоилась, уже не так цеплялась за мою руку и шла за мной.
— Почему у вас почти никого не видно?
— Кто на границе, кто на пастбищах, кто дома. Кстати… что ты обычно ешь?
Девушка растерялась.
— Картошку… ну, мясо иногда… овощи, фрукты…
— А пьёшь?
У меня Мэри пила простую воду, но я помнила, что люди заваривают разную траву или молотые кофейные зёрна.
— Воду, чай, соки.
— А кофе?
— Изредка. Я не могу позволить себе кофе.
— То есть, мясо ты почти не ешь?
— Почему, ем. Просто оно же дороже овощей.
Нили и Гор жили почти у самой земли, потому в какой-то момент дорога пошла резко вниз. Мэри вцепилась в меня и отказалась идти дальше, хотя здесь сложно было упасть. Мои уверения, что даже если она упадёт — я её поймаю, не подействовали.
— Ладно, — вздохнула я в итоге, — тогда давай я тебя или на спине понесу, или на руках.
— А туда обязательно идти?
— Обязательно, — сказала я.
Мэри закусила губу. У меня было ощущение, что девочка сейчас расплачется. Я поспешила её обнять и прижать к себе.
— Ну, маленькая. Не бойся. Я тысячи раз ходила этой дорогой, и другие кельны ходили этой дорогой, и люди ходили этой дорогой, и даже эльфы пару раз тоже, и никто не упал. Скажи, ты боишься высоты?
— Нет, — Мэри уткнулась мне в подмышку, и, кажется, плакала, — я боюсь падать.
Эта фраза вызвала у меня улыбку.
— Правильно, падать плохо. Потому ты падать не будешь.
Я подхватила девушку на руки. Она крепко меня обняла и уткнулась носом в шею. Так мы и пошли — я с ней на руках, она — вжавшись в меня и поджимая от страха ноги.
Подобная картинка повеселила увидевшую нас Нили.
— Привет, — поздоровалась я на человеческом языке, осторожно ставя Мэри на ноги.
— И тебе привет, Ифа. Я вижу здесь человеческого детёныша?
— Почему детёныша? — украдкой утерев глаза, спросила Мэри, покраснела и сказала: — Добрый день.
— А чем не детёныш? Вопросы задаёт, на руках её носят.
— А где Гор?
— Гор? Искренне надеюсь, что там, куда мои проклятия не доберутся.
— А что случилось?
— Случилось страшное! Он… ох, как сложно… он взялся доплести мой пояс и — испортил его! Идиот.
— Он же мог сплести новый?
— Ты видела, как он плетёт? Подобные пояса только для скота отдавать, пф.
Хоть Нили и злилась, но я видела, что она уже успокоилась.
— Я так понимаю, этот белый пояс твой? — Нили нагнулась и с интересом посмотрела на пояс, который был выдан Мэри.
— Да.
— Ага. Совсем не подходит. Мэри, ты какой цвет предпочитаешь?
— Коричневый. Или серый.
— О, да. И со вкусом плохо.
— Нили, может, мы к тебе придём, когда у тебя настроение будет получше?
— Ха, ни за что. Так, какие там цвета, — Нили сунула нос в мешок и внимательно в нем покопалась. — Ага, мне всё ясно.
Нили сбегала в дом и вынесла несколько поясов.
— Перво-наперво — зелёный. Под цвет глаз. Мм, давай цветочный узор. Затем, так уж и быть, коричневый. Но! Заметь, на нём прелестный узор медовым. Это пчёлы, символ семьи. И голубой. Я помню, что твои волосы были перевязаны голубой лентой вот такого цвета, хорошее сочетание. Кстати, тебе идут распущенные волосы.
Мэри покраснела. Нили вручила мне коричнево-медовый пояс и велела:
— Перевяжи.
Я развязала белый пояс, смотала его и сунула в мешок, а медовым обернула девушку и завязала на бантик.
— Спасибо, — смутившись, поблагодарила она.
— И вот ещё, — Нили, сияя, вручила мне деревянную фигуру, впрочем, тут же её отобрала и повесила на пояс Мэри.
— Это что? — спросила девочка, с интересом разглядывая игрушку.
— Это то, что вы обе должны расписать. Символ нашего клана, Ифа должна тебе объяснить.
— Носи его на поясе, — сказала я, — на всякий случай.
На обратном пути Мэри, преодолевая страх, шла наверх сама, судорожно цепляясь за мою руку.
— Пояс, — объясняла я ей, — важная часть одежды кельна. Традиционно его завязывают на узел, иногда — на несколько узлов. На бант завязывают у детей или у учеников, подобных тебе. Новички в клане часто завязывают пояс на бант, на всякий случай. На пояс вешают амулеты и знаки клана. Иногда — кинжалы. Поясом можно связать или удушить.
— Знаки клана — это что?
— Это какое-либо обозначение. Раз в несколько сотен лет знак клана может поменяться. У нас это птица. Голубая птица с зелёными глазами. Орими образовано от слова «голубой» — мии, и слова «зеленый» — оори. Почему птица — не знаю. Возможно, потому что «птица» на нашем — «рилими», но «ли» частенько при произношении проглатывается.
Мы какое-то время помолчали.
— Ифа… я забыла, как тебя зовут.
— Иафалия. Но можешь звать меня просто Ифа.
— А фамилия?
— Тэллимирия. Или Ллэллимирия. Разные мои родственники называют себя по-разному.
— Это потому что у отца и матери разные фамилии?
— О, мои родители из одной семьи. Кажется, четвероюродные брат с сестрой, — Мэри никак не прокомментировала это, и я решила продолжить. — Тэллимирия переводится как «тэлли» — яркий, и «миирия» — это наш алкогольный напиток на основе некоторых зёрен и трав, обладает мягким вкусом. Слабой миирией лечат простуды даже у детей — так мало в ней алкоголя. «Яркая миирия» означает ту, от которой легко и приятно, если её употреблять в ограниченных дозах, а вот если перепить — то последствия будут тяжёлыми. Ллэллимирия переводится по-другому. «Ллэ» — твёрдый, не совсем, конечно, - подобно глине, когда она уже тверда, но ещё может менять форму, хоть и с трудом. «Лилими» — водная лилия, и «рия» — что-то, близкое к вечности. Например, есть старики, которые живут рия — так долго, что наверняка появились незадолго до начала мира, это иносказание, конечно. Или боль подобно рия — та, которая, кажется, будет продолжаться вечность, хотя понятно, что она скоро кончится. Таким образом «Ллэллимирия» означает почти вечную твёрдую водную лилию. Или упорную лилию, и так можно сказать.
Мы ещё немного помолчали.
— Ифа, почему у вас такие слова в языке? Со множеством гласных.
— О, это связано с нашей историей. Давным-давно были те, кто сидел дома, и те, кто защищал границы…
Рилия и Пер с небывалым удовольствием варили что-то в больших котла. Завидев нас, Рилия подпрыгнула и прокричала что-то боевое; подобное поведение было свойственно ей в хорошем настроении.
— Привет, — я кивнула супругам. — Мэри, это Рилия и Пер.
— Приятно познакомиться, — Рилия пожала руку Мэри и вопросительно посмотрела на Пера.
— Передай, что я тоже очень рад знакомству, — на нашем языке попросил Пер.
— Мой муж также рад знакомству с тобой.
— И я, — кивнула Мэри. Она с интересом осмотрелась, особенно уделив внимание котлам, из которых уже вкусно пахло.
— Рис и мясо, — пояснила на человеческом Рилия, сияя от счастья, и уже на нашем сказала только мне: — Человеческая еда. Я положила больше мяса, чем требует рецепт, но надеюсь, ей понравится. А ещё добавила специй в один из котлов, надеюсь, будет вкусно.
— Не волнуйся, — не переходя на человеческий, ответила я, — люди любят мясо, просто не всегда могут его себе позволить. А я обожаю еду со специями.
— Кстати, миски верни, — попросил Пер.
Я хлопнула себя по лбу, ругнула за беспамятство и пообещала вот сейчас сбегать.
— Мэри, — попросила я девочку на человеческом, — посиди, пожалуйста, подожди меня. Я быстро.
— А я тебе пока что-нибудь расскажу, — радостно заявила Рилия, помешивая сразу в двух котлах.
Мэри была усажена на скамейку, а я побежала домой.
Закинув под кровать вещи (и подумав, что надо бы завести для Мэри отдельный ящик), я вытряхнула оставшуюся еду в одну из мисок, а вторую помыла. Обычно остатки еды возвращались поварам, которые потом использовали их в качестве корма для животных.
Когда я вернулась, перед Мэри уже стояла тарелка с горячей едой, а Рилия прыгала рядом и рассказывала байки из собственной жизни. Мэри ела, смеялась и снова ела. Пер стоял рядом, кипятил воду и, морщась, пытался понять, о чём говорят девушки.
— О, принесла, — обрадовался он и забрал у меня обе миски. — Будешь чай?
— Буду. А какой?
— С мятой. Рилия решила, что нашей гостье не помешает взбодриться. Кстати, вон та тарелка рядом — твоя.
Я кивнула и поблагодарила его.
Усевшись рядом с Мэри, я ковырнула рис с мясом и ароматными приправами и прислушалась к Рилии. Она, улыбаясь, рассказывала о своём знакомстве с мужем, а Мэри с интересом слушала.
Кельны едят два раза в день, утром и вечером, и обычно это достаточно холодная пища (зимой, впрочем, многие предпочитают тёплое). Однако я решила, что от обеда мне хуже не станет, а рис с мясом (точнее, мясо с рисом) и свежим хлебом был такой вкусный, что я об этом не пожалела.
Пер поставил перед нами двухлитровый кувшин с чаем и кружки, извинился и ушёл в дом.
— Пойдём домой чай пить? — предложила я Мэри.
— Пойдём, — девушка улыбнулась.
— Приходите ещё, — Рилия, казалось, сейчас взорвётся от счастья.
По пути к дому я несла кувшин, а Мэри, как ребёнок, цеплялась за мой ооен.
— Почем Рилия знает наш язык, а Пер — нет?
— Пер — домашний кельн, он никогда не покидал клана. А Рилия часто была на границе, года два или три прожила среди людей, по молодости охотилась. Потом уже осела и начала готовить. После этого она в сумме года полтора провела среди людей и эльфов, уже целенаправленно изучая их кухню. Сейчас она самый лучший повар. Пер же чуть ли не с рождения избрал свое место у костра, среди еды.
— Неужели у вас так слабо разделение на мужчин и женщин?
— Ну, да. В общем-то, его почти и нет. Разделения, то есть.
— Так не бывает, — Мэри отвернулась и замолчала. Она даже перестала внимательно смотреть на дорогу, хотя до этого была крайне внимательна.
— Хэй, что такое?
Но девчонка не ответила, а я сочла, что слишком неприлично выпытывать у неё подобности.
Дома мы выпили чай, я показала Мэри, куда можно убирать вещи (предоставив половину своего ящика и пообещав в ближайшее время заказать ей собственный). Девчонка кивнула. Как-то совсем незаметно она уснула, задремала прямо на печи. Я стащила с неё верхний ооен, завернула в простыню и уложила на кровать.
Сон Мэри был самую чуточку тревожен, но в целом спокоен. Мерно посапывающая девушка манила меня в мир снов, однако я встряхнулась, сбегала и отнесла мешок Шиими и сходила к Каори, взяла у неё бумаги и карандаши, обучающие письму и чтению книги. Вместе с тем Каори дала мне ворох наставлений, вроде тех, что я слышала от Марка.
Вернувшись, я с радостью увидела, что солнце освещает весь мой дом, в особенности — постель со спящей девушкой. Раздевшись, я улеглась рядом, пригрелась и уснула.
Проснулась я от прикосновения к своей обнажённой груди тёплой человеческой руки. Это было так сладко, так приятно, что я даже не решалась шевельнуться, боясь, что девочка испугается и одёрнет руку. Но нет, она хоть и нерешительно, но провела от шеи — и вниз по животу, почти к самому паху. Я невольно напряглась, ощущая приятное волнение внизу живота — и Мэри таки одёрнула руку. Я чувствовала, как она замерла, подобно испуганному зверьку.
Открыв глаза, я увидела её лицо. Изучающее, внимательное. И всё же — немного испуганное. Я улыбнулась ей и потянулась, жмурясь от удовольствия.
— Выспалась?
— Да, — голос её еле заметно дрожал.
— О, хорошо. Будешь остывший чай?
— Да.
Мне захотелось обнять, прижать её к себе, но я сдержалась.
Пока Мэри пила чай, я составила и озвучила план обучения девушки. Два-три часа, по моему плану, отводилось на обучение чтению и письму, остальное время было относительно свободным. Относительно лишь потому, что я всё равно должна была водить её по территории клана, рассказывать историю и правила, знакомить с кельнами.
— Ты не возражаешь? — спросила я её.
— Нет, — Мэри сидела, забравшись с ногами на кровать, и задумчиво смотрела в окно; она перевела очень внимательный взгляд на меня и сказала: — Спасибо. За то, что возишься со мной.
— Не за что, — я улыбнулась, глядя в её красивые глаза. — Если ты не против, мы начнём обучение завтра.
Мэри не слишком любила читать, не умела ткать, прохладно относилась к готовке и уборке, и совершенно не горела желанием присматривать за детьми или животными. Но она призналась, что любит вязать. Поэтому во второй её вечер, когда я бегала по клану, придирчиво выискивая и устраняя мусор и беспорядок, Мэри сидела и вязала. Так и пошло, что вечерами она стала вязать, вначале для меня, потом для знакомых кельнов, а потом и для всего клана (редкий кельн любит посидеть со спицами, и в этом деле Мэри пришлась кстати).
В третий день пребывания у нас Мэри я открыла глаза и обнаружила, что девушка лежит на боку, крепко и нежно меня обнимая. Я чуть не замурлыкала от счастья. А проснувшись, она не поспешила одёрнуть руку или отвернуться, и несколько минут мы так и лежали вместе, в обнимку.
С этого дня началось полноценное обучение Мэри. Язык давался ей не всегда легко, особенно сдвоенные гласные. Я часто поправляла её, она (в свою очередь) могла повторить за мной тут же, а могла и не повторять. Ей была чужда школьная программа с грамматикой, при разговоре о конкретных правилах языка Мэри морщилась и отказывалась воспринимать информацию, потому я очень быстро отказалась от идеи быстренько объяснить их. Пришлось действовать путём более длинным — долго, с примерами, рассказывать, почему так правильно, а так уже нет. В какой-то момент, например, я долго объясняла, когда используется окончание «ни», идущее для множественного числа. Вообще оно могло идти где угодно, в том числе для имён. Но был ряд случаев, когда окончание «ни» было использовать неправильно. Например, в предложении: «У меня много разнообразных ооенов» само слово «ооен» должно было стоять в единственном числе как совокупность того, что у меня есть, как единая вещь, ибо все ооены похожи на один ооен. То есть здесь сам ооен подан как идея, а не как что-то конкретное. А вот в предложении «Мои пять ооенов» надо говорить «ооенни». Казалось бы, наличие идеи о предмете — просто и естественно, но Мэри никак не могла этого понять, и я до сих пор не уверена, что поняла.
Некоторые сложности возникли и при коммуникации с другими кельнами. Здесь была глобальная проблема взаимоотношений людей и кельнов. У людей другие зоны для общения, они более скрытые существа, более замкнутые в себе. Для кельнов совершенно естественно касаться собеседника при разговоре, если этот разговор неофициальный. В кругу клана объятия и дружеские поцелуи естественны. Когда кельн видит, что члену его клана грустно, одиноко и плохо, он стремится его обнять, даже если они не состоят в близких отношениях или вообще видятся пару раз в год. Кельн не ждёт, что ему расскажут, что случилось, но он готов поддержать, что бы ни произошло. Мэри, как человек, была более закрыта. Она не могла спокойно коснуться другого существа, не сразу поняла, что объятия — совершенно нормально и ни к чему не обязывают.
Также кельны уважают право молчания. Ты не должен никому ничего рассказывать, ты волен молчать и никому ничего не объяснять. Исключения есть, но только в тех случаях, когда подозревают, что кельн серьёзно нарушил закон (что случается очень редко). Это кажется совершенно правильным, но для людей подобное странно.
Ещё проблемы, с которыми я столкнулась, были связаны с нежной душой Мэри. На тот момент я не знала, что случилось у неё с людьми. А несмотря на всё моё нежное отношение к этой девочке, приступать к каким-то более конкретным ухаживаниям я решилась не раньше, чем через две недели, до этого момента будучи полностью поглощённой её обучением и вводом в наш клан. Видимо, после моих объяснений, что объятие — всего лишь объятие и ничего более, Мэри что-то для себя решила, и — закрылась для меня. Она долго не решалась проявить свои чувства, а я просто их не увидела. Впрочем, об этом я расскажу немного позже.
На одиннадцатый день Мэри уже могла сказать несколько фраз на нашем языке («Да, спасибо», «Нет, спасибо», «Спасибо», «Это было ошибкой», «Не стоит так делать» и «Было хорошо») и немного пополнила свой словарный запас. Иногда, намучившись попытками запомнить правильное произношение, она уходила в ванную или ещё куда и тихо плакала.
Мэри с удовольствием ела нашу еду (три раза в день с напоминанием, два раза вместе со всеми и без напоминания с моей стороны). По человеческим меркам, Мэри ела редко, и мне кажется, что если бы я не упоминала, то могла бы есть и раз в день.
Что интересно, я ни разу не замечала, чтобы Мэри мастурбировала. Боясь её смутить, я не задавала ей вопросы на эту тему, но в какой-то момент внимательно просмотрела книгу, посвящённую сексуальности людей. Судя по всему, в этом плане у людей и кельнов было мало отличий, и подобное поведение вполне имело место быть. Но всё равно что-то меня смутно тревожило, и я никак не могла понять, что именно.
В общем, на одиннадцатый день Регг зашёл к нам. В своём официальном ооене, предназначенном для активного перемещения. В этот момент я окрашивала ткань, которая пойдет на будущие ооены для Шиими, а Мэри вязала мне носки. Вместе с тем я рассказывала ей о Нелени, богине урожая, которая приходит раз в год между летом и осенью, делает плоды вкусными и сладкими, и благодарит Инели за проделанную работу. Потом они обнимаются, целуются, и Нелени даёт Инели семя на следующий год. Инели, в свою очередь, по весне зачинает плоды и растит их до прихода Нелени, которая сделает их вкусными и сладкими.
— Рассказываешь легенды? — спросил Регг на человеческом, усаживаясь на пол.
— Рассказываю. У меня осталось молоко, будешь?
— С удовольствием.
Мэри не сразу поняла, кто перед ней, а поняв, растерялась.
После того, как глава клана ритуально испил из моих рук (в данном случае — молоко), мы попросили Мэри сесть с нами в круг и стали говорить.
— Скажи, Мэри, тебе нравится у нас? — спросил Регг.
— Нравится, — ответила Мэри.
— Ты хотела бы побыть с нами немного больше, чем десять дней?
— Да, — Мэри еле заметно смутилась.
— Ифа, с ней нет проблем?
— Никаких, — спокойно ответила я.
— Да? Мне кажется, ты что-то недоговариваешь.
Я на миг задумалась.
— Мэри трудно даётся наш язык.
— Что ж, это бывает. Ты готова продолжать о ней заботиться?
— Готова.
— Мэри, а тебя Иафалия не обижает?
— Нет, не обижает.
— И ты хотела бы продолжить жить с ней?
Мэри рассеянно смотрела на листики на полу. И молчала.
— Мне выйти? — спросила я, уже готовясь подняться.
— Нет, нет, — Мэри слишком быстро вскинула голову и разве что за руку меня не схватила, но было заметно, что хотела.
— И тебе хотелось бы продолжить жить с Иафалией, или стоит подыскать новый дом?
— С Иафа… ээ… с Ифой.
Мы с Реггом улыбнулись её неудавшейся попытки сказать моё полное имя.
— Хорошо. Я скажу о решении своим советникам. Ифа, раскрась с Мэри наш символ и пускай она его носит на поясе. С завтрашнего дня Мэри, человеческая девушка, будет под защитой нашего клана.
Регг встал, поклонился и вышел.
Ткань висела на улице и сушилась, полтора носка лежали на печи. Мы с Мэри сидели на полу и расписывали её птицу под моим чутким руководством. Измазанная в голубой краски Мэри пыталась осторожно нарисовать зелёные глаза, я же ёрзала от нетерпения, представляя тот момент, когда Регг официально возьмёт девчонку под нашу защиту.
Наконец птица была осторожно поставлена среди ветвей. Я невольно вспомнила, как расписывала свою последнюю птицу.
— А теперь тебе надо её немного раскрасить, — я поставила перед ней баночку с более тёмным оттенком голубого.
Мэри, с краской на руках, ооене и носу посмотрела на меня несчастными глазами.
— Обязательно?
— О, да. Не волнуйся, это может быть что угодно.
— Тогда можно просто линию?
— Линию? — я на миг задумалась. — Слишком просто, так обычно дети делают. Ты должна отличить свою птицу от других. Вот, например, — я пошарила под кроватью среди ветвей и достала свой символ. — Видишь — вот здесь у меня крылья, здесь цветочек, а здесь моё сокращение имени.
— Может, мне просто имя написать? — Мэри, в отличии от меня, была не слишком воодушевлена.
— Мм, давай. Давай тогда нашим языком.
Я взяла бумагу и написала имя Мэри двумя символами. Мы использовали преимущественно слоговую азбуку, перемежая её буквенной.
— Я это не напишу, — кажется, Мэри испугалась.
— Сейчас нет, — я невольно прислушалась к ветру в деревьях. — Пошли ужинать, как раз птица высохнет.
— То есть, ты у нас навсегда остаёшься? — Рилия разве что не подпрыгивала, сидя рядом с Мэри, которая за обе щёки уплетала картошку с мясом и мясной салат.
— Угу, — она запила тёплой водой еду и сказала чуть более полно: — Надеюсь на это. А разве можно навсегда?
— Конечно! Эй, дай мне ещё мяса!
Сказочник Лен, который обычно обедал на другом конце деревни, наконец добился того, что его помощь приняли, и теперь подавал еду. Поставив перед Рилией миску, он сел напротив и, прикрыв глаза, сказал:
— Давным-давно одна славная девушка пришла к кельнам. Она поселилась на келдоне, целыми днями пела, вышивала узоры на разноцветных скатертях и любила прекрасного юношу. Юноша, прошу заметить, тоже отвечал ей взаимностью. Но по прошествии трёх лет рассорились они. Девушка порвала самую красивую скатерть, юноша обозвал её некрасивыми словами, и девушка ушла. В слезах она вернулась в родную деревню, и с удивлением узнала, что младшая сестра её уже давно замужем, и окружена правнуками, родителей давно нет на белом свете, а мужчина, предназначавшийся когда-то давно в женихи, — беззубый старик с импотенцией. Расстроилась девушка. Расстроилась — да и вернулась к кельнам, вышивать узоры и петь песни. С юношей тем они потом помирились.
— Эта история корнями восходит к тому времени, когда у кельнов и людей были разные календари и когда мы имели возможность управлять природными явлениями. На самом деле, подобного никогда не было и это лишь людские легенды, — пояснила я Мэри, которая заворожено слушала сказочника.
— Ты имеешь в виду, что была путаница во времени, но никогда ещё девушка не возвращалась домой через полвека, хотя думала, что прошло пару месяцев, — Рилия вопросительно посмотрела на меня и я кивнула.
— У нас в деревне был старик, который пришёл и рассказал, что он полгода прожил у эльфов, а в это время в мире прошло около пяти лет, — сказала Мэри.
— И его действительно не было пять лет?
— Действительно. Его жена уже успела стать вдовой и вновь выйти замуж. Неловко вышло, когда он вернулся.
— Табакама, — буркнул сказочник и получил от Рилии по лбу. — За что?!
— Не ругайся при девушках.
— А он ругался? — тихо спросила меня Мэри. Возможно, она думала, что услышу я одна, но услышали все.
— Потом скажу, — шепнула я ей на ухо.
Сказочник обиженно отвернулся и начал мрачным голосом рассказывать про эльфа, что родился гадким утёнком и пошёл учиться красоте к кельнам. Мы, склонив головы, с интересом его слушали. Высмеяв эльфов, Лен встал, поклонился и молча ушёл.
— Ему не нравятся эльфы? — спросила нас Мэри.
— Никому не нравятся эльфы, — мрачно откликнулась Рилия. В следующую секунду она встряхнула головой и улыбнулась. — Ты же вяжешь? Можешь связать гетры?
После ужина Мэри была в приподнятом настроении. Выписав под моим чутким руководством два символа с именем и уже самостоятельно наставив линий и точек (как младшие подростки), она забралась в постель и делала вид, что лежит там тихо. Я слышала, что она возится и ждёт меня, но не подавала вида.
Погасив масляную лампу, я легла рядом и только хотела обнять, как была ошарашена вопросом:
— А кельны не любят эльфов?
— Не любят. Не спрашивай только, почему. Они выскочки. Наглые выскочки. И мы с ними долго воевали за леса. Отвратительные создания. Мы гораздо лучше.
— Понятно, — судя по голосу, ей было не совсем понятно, но я не хотела уточнять.
Я было обняла её, но она отстранилась, повернувшись ко мне спиной, и мерно засопела, симулируя сон. Около получаса я лежала в растерянности, не зная, как расценивать подобный жест. Ей неприятны мои прикосновения? (В последнее время Мэри избегала ко мне прикасаться.) Ей не нравится, что мы не любим эльфов? (Обычно люди романтизируют эльфов, хотя, казалось бы, зачем.) Или она просто волнуется перед завтрашней церемонией? (Кстати, я же так и не познакомила её с людьми нашего клана.)
С этими мыслями я уснула, решив спросить всё после церемонии.
Церемонию принятия под защиту клана я видела третий раз в жизни, хотя они случались за мои сорок лет куда чаще. Но вот одним из участников я была впервые.
Регг, в парадном белоснежном ооене, стоял на умииплюю, кажется, на бочке (впрочем, оееон скрывал, на чём), возвышаясь над всеми. Слева и справа стояли Шел и Шелдо, без возвышения, тоже в белом.
Мэри была в светло-серых одеждах, с распущенными волосами, в которые мы с Нили вплели серые ленты.
Я почему-то боялась, что она забудет все мои объяснения (хотя от неё требовалось лишь подойти, преклонить колено и пару раз сказать «да»; роль того, кого берут, сводилась к минимуму).
Я двигалась вслед за ней, тоже в серых одеждах, но на тон темнее, с убранными волосами.
Остальные кельны стояли вокруг и с интересом наблюдали. Некоторые затаили дыхание.
Не дойдя нескольких шагов, Мэри немного помедлила (видимо, прикидывая на глаз расстояние) — и опустилась на одно колено, преклонив голову.
Из-за того, что Мэри не говорила на нашем языке, всю ритуальную речь произнесли на человеческом. Для тех, кто не знал человеческого, на почтительном расстоянии, но довольно близко к нам, стоял Марк и переводил с тихими подвываниями, призванными делать ситуацию более торжественной.
— Мэри Криспо, ты хочешь получить защиту моего клана, позволения жить среди нас, работать и развиваться?
— Да.
— Ты готова соблюдать правила клана, нести ответственность за свои поступки и никому не рассказывать о делах клана?
— Да.
— Ты будешь приносить пользу клану так, как приносила бы пользу своему дому?
— Да.
Регг степенно кивнул.
— Иафалия Тэллимирия-Ллэллимирия, — видимо, Регг и сам не знал, как правильнее произносить мою фамилию, — я вижу тебя за спиной Мэри. Я вижу, ты хочешь заботиться о ней, пока она нуждается в этом. Подумай ещё раз, в последний раз — хочешь ли ты взять ответственность за этого человека? Ты готова к этому?
— Да, готова, — я слегка склонила голову и вновь её подняла, глядя на старейшину.
— Ты должна оберегать её, обучать её, давать ей кров и пищу, ввести в наш клан. На протяжении двух-трёх месяцев ты будешь нести за неё полную ответственность. Всё то, что она сделает, ляжет на твои плечи. Ты готова нести это бремя?
— Да, готова.
— В некотором смысле, тебе придётся стать ей второй матерью или же отцом. К тебе могут приходить свататься за Мэри, к тебе будут обращаться, если захотят её куда-то позвать. Это огромная ответственность, Иафалия. Ты готова к ней?
— Да, готова.
— Хорошо. Я, глава клана, Регг Леэоми, готов принять тебя под свою защиту.
— Я, Шелдо Нкупе, удовлетворён твоими обещаниями и обещаниями твоего опекуна, и готов гарантировать тебе защиту клана.
— Я, Шел Леэоми, обрадован твоими обещаниями и обещаниями твоего опекуна, и готов видеть тебя в своём клане.
Главы клана вопросительно посмотрели на меня. Я несколько мгновений пыталась вспомнить, что от меня хотят.
— Я, Иафалия Тэллимирия… — «Ллэллимирия» — зашептали родственники по материнской линии, — …Ллэллимирия… рада стать твоим опекуном в нашем клане.
Марк мою речь перевёл целиком, с подвываниями, так, что она стала звучать куда лучше, чем в моём исполнении.
Старейшины довольно кивнули, клан облегчённо выдохнул.
Регг суну руку в карман ооена, потом в другой, потом засуетился. Около минуты главы клана гневно переглядываясь. Наконец, старейшина нашёл фигурку птицы. Подняв её, он еле слышно прошептал несколько добрых слов на нашем языке (Марк это не стал переводить). Потом передал её Шелдо, который тоже прошептал несколько добрых слов. Шел, совершив такой же обряд, подошёл и с улыбкой передал фигурку мне. Я знала, что это будет, но всё равно так растерялась, что не запомнила, что именно шептала на фигурку (кажется, что-то о любви и удобстве).
Потом я подошла к Мэри, присела рядом с ней и прикрепила птицу ей на пояс.
— Можешь вставать, — шепнула я девушке.
Поднялись мы вместе, держась за руки. Кто-то радостно крикнул: «Нас стало больше!», и все кельны кинулись обниматься.
код для фемленты
-
-
08.02.2013 в 07:07Жду продолжение